Почувствовав дружеское расположение, я направился через весь кабинет к ширме, из-за которой доносились звуки неудержимого веселья. Превосходная сигара должна быть дополнена достойным напитком, и в свете того, что произойдет вечером, я счел рюмку джина «Бомбей» мистера Клабба совершенно уместной.

— Ребята, — сказал я, тактично демонстрируя свое присутствие, — закончены ли приготовления?

— Почти, сэр, — сообщил кто-то из парочки.

— Хорошая новость, — сказал я и зашел за ширму. — Но я должен быть уверен...

Если бы содержимое полудюжины самых грязных нью-йоркских квартир сгребли вместе, встряхнули и вывалили в мой кабинет, это выглядело бы именно так. Груды пепла, бутылок, листов бумаги, книги с испачканными обложками и оторванными корешками, искалеченная мебель, разбитый стакан, мусор, который нельзя было идентифицировать, мусор, которого я даже не видел, поднимался от самого основания ширмы, вокруг и над столом, образуя кучи там и тут. Рваное отверстие в пять футов диаметром зияло в окне. Нахлобучив котелки на головы, рассевшись на стульях, мистер Клабб и мистер Кафф положили ноги на то, что когда-то можно было назвать столом.

— Сэр, выпейте с нами рюмочку, — сказал мистер Клабб, — в качестве пожелания нам успеха и для того, чтобы дополнить удовольствие от сигары.

Он вытянул толстую ножку и пинком скинул мусор со стула. Я сел. Мистер Клабб вытащил заляпанный стакан из болота и наполнил его голландским джином, или «дженевером», из бутылки с приплюснутыми боками, по форме напоминающей минарет. Я видел такие во время своих нечастых посещений Амстердама, который в Нидерландах. Миссис Рэмпейдж была, по-видимому, очень занята во время изоляции фермеров. Потом я подумал, а не демонстрировала ли миссис Рэмпейдж признаки алкогольного опьянения во время нашего последнего разговора.

— Я думал, вы пьете «Бомбей», — сказал я.

— Разнообразие, как говорится, приправа к жизни, — сказал мистер Клабб и вручил мне стакан.

— Вы устроились здесь как дома, — заметил я.

— Я очень благодарен вам за терпение, — сказал мистер Клабб, — и мой партнер полностью согласен с этим мнением, я прав, мистер Кафф?

— Абсолютно, — ответил мистер Кафф, — но готов поспорить на сто долларов и сигару, что пришло время выяснить еще кое-что.

— Как этот человек прав, — сказал мистер Клабб. — Его устами глаголет истина. Сэр, вы вошли на нашу рабочую территорию и столкнулись с неопрятностью, небрежностью, непристойностью, и ваша естественная реакция, что мы вполне сознаем, — отвращение. Мое пожелание состоит в том, чтобы вы запомнили две важные вещи: во-первых, у нас, как уже было сказано раньше, есть собственные методы, характерные только для нас, и во-вторых, появившись на сцене недавно, вы видите все хуже, чем оно есть на самом деле. К завтрашнему утру уборщики сделают свою работу.

— Предполагаю, вы занимались Визуализацией, — сказал я, осушив бокал «дженевера» до дна.

— Мы с мистером Каффом, — сказал он, — предпочитаем минимизировать риск аварий, сюрпризов и прочего методом репетиции наших, как вы видите, представлений. Все это, сэр, можно легко убрать, а наша работа, если уж начата, требует завершения и не может быть продублирована, переделана или недоделана.

Я вспомнил все гарантии, что давал.

— Я помню ваши слова, — сказал я, — и должен быть уверен, что вы помните мои. Я не просил доводить дело до конца. В течение дня мои чувства по этому поводу определились. Довести дело до конца по-вашему означает...

— Конец есть конец, — сказал мистер Клабб.

— Истребление, — сказал я. — Прекращение жизни вследствие применения внешней силы. Я этого не хочу, это неприемлемо, и я даже думал о том, что перебрал со степенью физического наказания, подходящей для этого дела.

— Подходящей? — произнес мистер Клабб. — Когда речь идет о страстном желании, «подходящий» — понятие, которое не имеет значения. В священной области желаний «подходящий», не имея значения, не существует. Мы говорим о ваших сокровенных желаниях, сэр, а желание — чрезвычайно вещественная вещь.

Я посмотрел на дыру в окне, обломки разбитой мебели и изувеченные книги.

— Думаю, что какое-нибудь постоянное увечье — все, что я хочу. Что-то вроде слепоты или потери руки, — сказал я.

Мистер Клабб посмотрел на меня с иронией.

— Все идет как идет, сэр. Насколько я понимаю, у нас есть еще один час, период времени, достаточный для улучшения нашего плана с помощью превосходных сигар «Двойная корона», чудесный экземпляр которых вы держите в руке.

— Простите меня, — сказал я. — И могу я попросить?...

Я протянул пустой стакан, и мистер Клабб наполнил его еще раз. Каждый из них получил по сигаре, и я удалился за свой стол на оговоренный период времени, потягивал «дженевер» и прикидывался, будто работаю, до тех пор, пока из-за ширмы не донеслись звуки активного шевеления. Мистер Клабб и мистер Кафф подошли ко мне.

— Итак, вы уходите? — сказал я.

— Да, сэр, у нас будет долгая и очень беспокойная ночь, — сказал мистер Клабб. — Вы понимаете, что я имею в виду.

Со вздохом я открыл коробочку с сигарами. Они забрались туда, загребли по нескольку сигар каждый и рассовали их по разным карманам.

— Детали в одиннадцать, — сказал мистер Клабб.

Через несколько секунд после того, как они удалились, миссис Рэмпейдж доложила, что только что был получен факс и она собирается его принести.

Факс был отправлен мне «Картвеллом, Мунстером и Стаутом», юридической фирмой, у которой был один-единственный клиент — мистер Артур Это Здание Проклято С. «Картвелл, Мунстер и Стаут» сожалели о необходимости проинформировать меня о том, что их клиент пожелал обратиться за советом по поводу своих финансовых дел к другому специалисту. Пакет документов, обязывающих меня хранить в тайне все дела, касающиеся их клиента, будет прислан на следующий день. Все записи, бумаги, компьютерные диски и другие данные должны быть незамедлительно направлены в их офис.

Я забыл послать факс, который собирался.

5

Какую пропасть стыда должен я буду описать сейчас, какое унижение пришлось мне пережить! Было около пяти минут седьмого, когда я узнал об уходе моего самого ценного клиента — поворот событий, который, естественно, должен был привести к потере всех его таинственных друзей в качестве клиентов и сорока процентов годового дохода. В унынии я допил свой стакан голландского джина, не заметив, что уже давно превысил норму. Я осмелился отправиться за ширму, где мне удалось раскопать еще одну бутылку. Я налил стакан джина и выпил его залпом, пытаясь представить в цифрах, что (а) предполагаемая потеря в ежегодном доходе не может быть настолько ощутимой, как я боялся, и (б) если это так, то бизнес пойдет дальше без сокращения зарплат, персонала и прибылей.

Несмотря на всю изобретательность, находчивость и ловкость, цифры отрицали возможность пункта (а) и смеялись над (б), предполагая, что мне очень повезет, если я смогу сохранить, а не потерять сорок процентов бизнеса. Я опустил голову на стол и попытался отрегулировать дыхание. Когда я услышал, что фальшиво напеваю «Не оставляй меня», то понял, что пора отправляться домой, встал на ноги и принял неудачное решение выйти через общий вход.

Я сунул бутылку под мышку, рассовал по карманам пять или шесть сигар, остававшихся в коробочке, и вышел через кабинет миссис Рэмпейдж. Услышав абразивную музыку из радиоприемников уборщиков, я с величайшей осторожностью стал двигаться по коридору, в котором было темно, если не считать полоски света, льющегося из открытой двери в тридцати футах впереди. То и дело я не мог удержаться от удара плечом о стену — пришлось сделать глоток целебного «дженевера». Я добрался до открытой двери и понял, что оказался у кабинета Джиллигана. Абразивная музыка раздавалась из его стереосистемы.

Для начала мы справимся с этим, сказал я себе и выпрямился, чтобы достойно пройти мимо его двери. В самый ответственный момент я повернул голову и увидел своего младшего компаньона без пиджака и с развязанным галстуком, развалившегося на диване рядом с каким-то тощим хулиганом с копной волос ярко-зеленого цвета и одетого по какой-то причине в плотно облегающий костюм в полоску, как у зебры, с массой цепей и молний. Существа сомнительного вида, мужского и женского пола, копошились в кабинете. Джиллиган поднял голову, заулыбался, но при виде меня окаменел.